явилась беременность. 
Она родила ребенка, отправила его в деревню, где он вскоре и умер.
 Оправившись от родов, она снова поступила на службу, уже в другое место, и снова беременность тоже от хозяина.
 На этот раз она решила обратиться к знахарке. Та настолько неудачно сделала ей аборт, что Михайлову пришлось отправить в больницу, старший врач которой и сообщил полиции о произведенном у Михайловой аборте.
 И вот в результате суд.
 Михайлова — довольно миловидная девушка, рассказом своим произвела большое впечатление на присяжных, которые не долго оставались в совещательной комнате и вынесли несчастной оправдательный вердикт.
 Честь и слава нашим присяжным судьям; они своим вердиктом далеко опередили законодателей всех стран. Они одни, эти судьи в простых черных сюртуках, без украшений и знаков отличий и просто в скромных костюмах, уже давно поняли, что не «Матренам» и другим несчастным жертвам здесь место, а тем, кто, обделав свое подлое дело, насладившись неопытной, беззащитной девушкой, умеют прятать концы в воду.
 Но при этом мы окончательно отказываемся понять того врача, который преступив заветы своего долга, обратился в полицию с доносом. Ведь в больницу явилась не преступница Михайлова, а бедная больная, нуждавшаяся в помощи врача и поведавшая ему для того историю своей болезни; и уж не дело врача, если причина этой болезни является по закону в то же время и преступным деянием. За это пусть преследует ее и «открывает» другая власть — прокурорская, то — ее долг, а долг врача лечить и хранить, при этом, тайну, являющуюся профессиональной, к соблюдению которой его обязует закон и тем уже оберегает и защищает; и если огласивший ее врач думал этим избегнуть соучастия в преступлении, то он не только ошибся, но и совершил тяжелый проступок.
 Положение старшего врача при больнице, делающее его в то же время и администратором вверенного учреждения, все же не освобождает его от обязанностей врача по отношению к пациенту.
 Административные функции старшего врача при больнице сводятся, главным образом к тому, чтобы следить за тем, все ли правила соблюдаются при приеме больных, в должном ли состоянии находится больница, в полном ли составе находится служебный больничный персонал, в достаточном ли количестве имеется все необходимое в больнице и т. д. Все эти функции, делающие врача администратором, в то же время вовсе не делают его администратором в полицейском отношении и следовательно он не обязан доносить о лицах, подобных Михайловой. Дело обстоит, конечно, иначе, если в больницу доставлен заболевший какой-нибудь опасной инфекционной болезнью, могущей принять эпидемический характер; тогда полиция, во время предупрежденная, может принять все необходимые меры предосторожности, а потому и должна быть немедленно осведомлена о подобных случаях, или если в больницу доставлен больной, пострадавший от злоумышленников; тогда, конечно, врач обязан дать знать кому следует о том, что в его больнице находится жертва насилия и преступления. Но тут бедная, истекавшая кровью, Матрена Михайлова является в больницу просить о помощи, а в результате попадает в скверную ловушку. Нет, повторяем, не дело врача предавать таких несчастных в руки судебной власти, пусть прокурорская власть сама следит за этим, на то она и «око государево», а дело врача — лечить.
 Если же положение старшего врача при больнице таково, что в нем администратор заслоняет врача, то он должен был об этом уведомить больную и предупредить, что с оказанием первой медицинской помощи ей будет заготовлено место в тюрьме, за то, что она имела неосторожность, по крайней нужде, обратиться за помощью в больницу, где врачи перестают быть врачами, а становятся чиновниками с известными к тому же обязанностями. Но за это пусть судят его другие, а мы вернемся к Матрене Михайловой.
 Еще за 2 месяца до родов она лишилась своего места, а на другое поступить не удалось. Кое-как промучившись это время — она родила. Что ж, государство ей пришло на помощь? Нет. По счастью, ее приютила у себя одна сердобольная старушонка. Едва оправившись от родов, она собрала свои последние сбережения и отправила ребенка в деревню к незнакомым людям. Что ж, общество после этого позаботилось о его сохранении? Нет, и через короткое время ребенок умирает. По какой причине, от какой болезни, это никому неизвестно, и даже самой матери. Точно не ребенок умер, а околело животное. Спустя некоторое время несчастная имея всего 17 лет от роду, снова беременеет. Неужели и теперь она должна родить? Для чего, для кого? спрашиваем мы. Государство этого требует. Но ведь если это долг, то почему же государство с своей стороны не выполнило долга, лежащего на нем, и не сберегло будущего гражданина? Ведь не может же государство предъявлять требования к своим подданным, не беря в то же время на себя известных обязанностей. Ведь это несправедливо, это насилие. И теперь, чем преследовать Матрену за аборт, заботясь о каком-то комке слизи, лучше государство позаботилось бы о той массе детей, которая у нас погибает, ежегодно достигая колоссальной цифры в два миллиона душ22.
 Франция «ходит без головы» из-за того, что ее народонаселение уменьшается. Что же правительство предпринимает для увеличения роста населения? Оно выдает премии родителям наиболее многочисленной семьи. Никакая другая мера, нам кажется, не могла бы оказаться более наивной, чем настоящая. Став на этот путь, французское правительство сознательно пошло по ложной дороге, так как никакие положения в виде подобных подачек не могут вызвать в народе стремления оплодотворять свою родину возможно большим количеством детей, ибо не преступлением семейного инстинкта страдают французы; напротив, желание дать своим детям сносное существование, старания сохранить здоровье своей жены — приводят каждого к мысли о необходимости сокращения своего семейства. Никто не станет также утверждать, что у французов XX века чувство патриотизма менее развито, чем 100 лет тому назад во время Наполеона; следовательно, о развитии этого чувства также не может быть речи. Нет и других каких нибудь фактов, которые давали бы основание говорить о разложении французской нации. Единственно, таким образом, что остается — это голый факт приостановки роста народонаселения во Франции. И вот с этим-то фактом правительство не может мириться и видит в нем гибель всей нации, не задавшись даже вопросом: можно ли основательно утверждать, что в росте нации ее спасение, что нация сильна только своею численностью; что чем многочисленнее народ, тем он счастливее. Но допустим, что все это так, допустим, что страна, даже и такая богатая и густо населенная, как Франция, нуждается все же в постоянном приросте населения; так разве такими мерами можно